— Вера Кант… — проговорила Джулия. — Я ее совсем плохо помню. По-моему, ее не очень любили?
— Да, она была слишком желчной, злопамятной и нелюдимой, — ответил Йерлоф. — Если бы, к примеру, твой дедушка хоть чем-то ее задел, то Вера ненавидела бы и его, и твою маму, и тебя, и даже твою собачку до конца жизни. Гордости в ней имелось много, а еще больше — спеси. Непростая была дамочка. К примеру, не успел ее муж помереть, как она тут же взяла свою девичью фамилию.
— И что, она никогда не выходила в поселок?
— Нет, Вера была настоящим отшельником, — сказал Йерлоф. — Она сидела на своей вилле и тосковала по сыну.
— Так что же он сделал? — опять повторила свой вопрос Джулия.
— Да много чего… — сказал Йерлоф. — Когда Нильс был еще маленький, его сильно подозревали в том, что он утопил своего младшего брата, здесь, в бухте. Определенно можно сказать только одно: они с братом находились там вдвоем, когда все случилось. Нильс потом говорил про несчастный случай… Так что правду никто, наверное, никогда не узнает.
— Вы что, дружили?
— Нет, что ты! Он был намного моложе. А потом я стал подолгу пропадать в море, так что мы почти и не сталкивались. Я помню его ребенком.
— А когда он вырос?
— Взрослым я его не видел, — произнес он наконец. — Он всегда держался подальше от деревни, а потом и вовсе пропал, как я уже говорил. — Йерлоф поднял руку и указал на стеллаж в углу комнаты: — Там стоит книга про Нильса Канта. В ней кое-что про него написано, конечно, далеко не все, что можно было бы рассказать. Вон та, на третьей полке сверху, с желтым корешком.
Джулия поднялась и пошла к стеллажу, она посмотрела на третью полку и в конце концов нашла нужную книгу. Джулия прочитала название на обложке: «Преступления на Эланде». Она вопросительно посмотрела на Йерлофа.
— Да, это та самая. Один из коллег Бенгта Нюберга из «Эландс-постен» написал ее несколько лет назад. Прочитай, тогда узнаешь больше.
— О'кей. — Джулия посмотрела на часы. — Но, наверное, уже не сегодня вечером.
— Конечно, нам пора укладываться, — согласился Йерлоф.
— Я бы хотела переночевать в моей старой комнате, — сказала Джулия, — если ты не возражаешь.
Йерлоф не возражал. Сам он выбрал спальню, которую они с Эллой делили много лет. Их старой кровати, конечно, уже давно не было, но две новые стояли на том же самом месте. Пока Йерлоф ходил в туалет, Джулия постелила ему кровать, потому что возня с наволочками и пододеяльниками стала теперь для Йерлофа чем-то вроде особо сложного вида спорта, наподобие греко-римской борьбы.
Когда Джулия закончила и ушла в свою комнату, Йерлоф стянул с себя кальсоны и нижнюю рубашку и забрался в кровать. Матрас был жестким, по крайней мере, жестче того, к какому он привык. Некоторое время он лежал, слушая тишину, и думал. Он больше не чувствовал себя здесь дома, по крайней мере в сравнении с Марнесским приютом. Для Йерлофа было совсем не просто признать, что он стал слишком старым и больше не может жить в Стэнвике один, так что переезд в Марнесс, наверное, был правильным решением. Что оставалось делать, если нет сил помыть посуду и сварить себе кофе?
Ветер снаружи зашелестел листьями, и вскоре Йерлоф задремал. Во сне ему привиделось, что он спит на каменной кровати на дне каменоломни.
Йерлоф видел над собой небо глубокого синего цвета, дул ветер, но густой туман понизу затягивал все вокруг.
Наверху, на самом краю, стоял Эрнст Адольфссон; его темные пустые глазницы смотрели куда-то поверх каменоломни.
Губы Йерлофа зашевелились, ему хотелось спросить своего старого друга: он ли действительно сбросил вниз Кантов камень, и если он, то зачем. Но противный шепот за спиной Эрнста заставил того обернуться.
— Это я их всех замочил, — прошелестел тихий голос Нильса Канта. — И еще: Йерлоф… я хочу передать тебе привет от внука.
Наверное, как обычно, Нильс Кант брел откуда-то с пустоши, с дробовиком на спине. Он вот-вот должен был появиться из-за угла дома Эрнста. Йерлоф поднял голову и затаил дыхание, он с нетерпением ждал. Вот сейчас Йерлоф увидит Нильса Канта — взрослого или даже постаревшего. Может быть, он стал совсем лысый, а может, поседел.
Но Нильс так и не показался. Эрнст повернулся, пошел туда, откуда слышался голос Нильса, и медленно растаял в тумане, бесследно, как корабль-призрак. Йерлоф кричал ему вслед, но напрасно, Эрнст исчез.
В конце концов Йерлоф проснулся, переполненный мучительной болью за Эрнста.
— Сверни налево, — приказал Йерлоф Джулии, когда на следующее утро они ехали по дороге.
Джулия посмотрела на него и притормозила.
— Мы же вроде в Марнесс ехали? — спросила она. — В твою общагу.
— Мы и поедем туда, но чуть погодя, — сказал Йерлоф. — Сначала мы здесь, в Стэнвике, кофе попьем.
Несколько секунд Джулия разглядывала его и потом свернула налево. Они покатили обратно, к дороге вдоль побережья. Йерлоф непроизвольно посмотрел на свой береговой дом — целы ли окна.
— Еще раз налево, — скомандовал Йерлоф и махнул рукой в сторону дома возле дороги, — нам туда.
Джулия притормозила и развернулась, совершенно не заботясь о том, чтобы посмотреть в зеркало заднего вида, как, впрочем, и вперед: машин не было.
— Там живет какая-то старушка, — сказала она, останавливая машину перед домом. — Я ее видела позавчера… Она гуляла с собачкой.
— Ну, не такая уж и старушка, — возразил Йерлоф. — Астрид Линдер, всего-то шестьдесят семь или, может, шестьдесят восемь стукнуло. Она только недавно вышла на пенсию, всю жизнь проработала врачом в Боргхольме. Но родилась тут, в Стэнвике.